Последний полет Жана Сервье. Часть четвертая
Последний полет Жана Сервье. Часть четвертая.
Жан Сервье попросился пассажиром в кабину французского пилота, оставшегося в тот раз без напарника. Об этом его воздушном крещении известно очень мало. Но мы можем обратиться к запискам бельгийца Марка Жасински, который тоже впервые пересек Альпы на воздушном шаре во время перелета, посвященного памяти Спельтерини.
Вот несколько отрывков: «За исключением меня, все остальные пилоты имели достаточный опыт подъемов и благополучных спусков. Я был в корзине с американцем Питером Пеллегрино, который занимается аэростатами пятнадцать лет, и это придавало уверенности.
Менее успокоительной была речь главного распорядителя, кратко обрисовавшего обстановку. Нам предстоит парить на высоте пяти тысяч метров над самыми опасными вершинами Европы. Не исключена посадка в горах. В этом случае мы должны подготовиться к тому, чтобы не отморозить ноги на леднике, не опуститься на высоковольтную линию возле Турина, не утонуть в озере Комо, не провалиться в трещину, присыпанную снегом, и т. д.
Потом нас напутствовал Шарль Дольфус, вспомнивший, как ему с Фредом Дольдером пришлось однажды садиться в горах на площадку шириной в 60 сантиметров над пропастью. Их шар по странной прихоти случая зацепился за единственное дерево, росшее здесь. Сейчас, двадцать лет спустя, Дольфус удивлялся, как им удалось выбраться.
Фред Дольдер, выступивший за ним, сказал, что в жизни трудно делать три вещи: заставить таракана бежать по прямой (сложно); оставить за собой последнее слово в споре с женой (маловероятно); управлять воздушным шаром (безнадежно).
В отличие от корзины Монгольфье наша гондола оснащена навигационными приборами: самописец-барограф вычерчивает график набора высоты в течение всего полета; альтиметр регистрирует высоту в данный момент; вариометр показывает скорость подъема и спуска. Знакомя меня со шкалой, Питер так комментировал указанные на ней цифры: это — «прекрасная посадка», это — «легкие синяки», это — «переломы обеспечены», это — «капут…».
Фред Дольдер взмахивает красным флажком. Время — шесть двадцать.
Проверка клапана, рации, последние пожелания мягкой посадки.
Шесть часов тридцать девять минут. Мы стремительно возносимся, и вот уже наши друзья клопиками суетятся внизу, размахивают шляпами и вопят, пугая ворон. Промелькнули первые две тысячи метров. Окнр в облаках, чудом позволившее нам стартовать, закрылось. Надо подниматься выше: не можем же мы вслепую болтаться в воздухе в окружении горных пиков. Стрелки приборов показывают 3500 метров высоты. Три минуты спустя шар входит в большое облако. Водород быстро охлаждается, скорость подъема падает.
Шесть часов пятьдесят три минуты. Шар замер. Кругом — холод, водород настолько остыл, что мы потеряли подъемную силу. Мешочек с песком летит вниз. Аэростат тотчас толчком вздымается вверх до отметки 4250. Ветер гонит нас к Италии…
Восемь часов сорок минут. Питер подтягивает к борту мешок с балластом и дрожащими руками начинает развязывать тесемку. Я слежу за его взглядом: альтиметр показывает 4600. Боже, нас несет прямиком на Чертов палец! Мешок сброшен, шар поднимается до 5000 метров.
Девять двадцать. Сквозь туман вырисовываются последние бастионы Итальянских Альп и зеленые прямоугольники полей в долине По. Правила воздухоплавания запрещают полеты при такой видимости. Диспетчерская служба Миланского аэропорта не разрешила нам входить в их зону наблюдения. А опускаться вслепую в долине По, где сплошные линии электропередач, железные дороги и заводские трубы,- значит рисковать ша-ром, а заодно и собственной шеей.
Десять тридцать пять. Куда податься? Мы плывем на высоте 2900 над сплошным молочным морем. Ему бы еще кисельные берега…
Одиннадцать сорок. Питер дважды дергает за выпускной клапан. Со скоростью 60 метров в минуту начинаем спуск на горный склон. Мой пилот озабочен. В начале своей карьеры ему приходилось несколько раз совершать посадки, о которых газеты его родной Пенсильвании сообщали под сенсационными заголовками. Но Питеру явно не хочется стать героем дня в Италии. Охладившийся шар между тем стремительно идет вниз. Тень аэростата на склоне гор растет, земля уже в трехстах метрах. «Приготовься прыгать!» — кричит Питер.
70 метров. Резкий толчок — это гайдроп ударяется о верхушки дубков. Питер дергает за клапан и мы летим друг на друга, мешок с песком ударяет по спине, рация самопроизвольно включается, звучит бравурный марш. Но гондола, стукнувшись о дерево, лишь подскакивает вверх. При сильном ветре случалось, что шар тащился так несколько километров, а его пассажиров хлестали ветви деревьев.
Я забираюсь по стропам к кольцу и освобождаю нижний клапан. Шипение, и… мы на земле. Кругом тишина. Медленно вылезаем из корзины, ощупываем себя. Руки-ноги на месте.
Местечко, где мы очутились, называется Триверо, это на полпути между Турином и Миланом. Энтузиазм местных жителей поистине беспределен. Нас приветствуют, ну прямо как космонавтов. И чего греха таить, мы себя чувствуем немного похожими на них».
Вот каковы переживания новичка, приобщающегося к воздухоплаванию. А Жану Сервье повезло вдвойне. К моменту его дебюта в конструкции шаров появилась одна новинка, резко снизившая стоимость полета. Справедливости ради отметим, что данная система была разработана не для спортивных, а в военно-инженерных целях.