Чудовище на римском троне
Калигула — под этим прозвищем известен Гай Юлий Цезарь Август Германик, третий император из династии Юлиев-Клавдиев, правивший Римской империей неполных 4 года, с 18 марта 37 года по 24 января 41. Несмотря на такой незначительный срок ему удалось прочно войти в историю…
— Он похож на ангела, — восхищалась Агриппина, глядя на розовощекого, кудрявого малыша. — Он станет настоящим воином — вторил ей муж, славный и досточтимый Германик. И только проницательный Либерий не сомневался, что этот «ангелочек» еще заставит поплакать римский народ… Гай был третьим из шести детей народного любимца Германика и его жены Агриппины. Его отец, безгранично любимый народом, имел сильный авторитет в армии, с которой совершил немало победоносных походов.
В свое время Тиберий по настоянию Августа усыновил Германика. Однако особых чувств к пасынку не испытывал, а популярности его даже откровенно побаивался. Германик, с его выдающимися полководческими и человеческими качествами, был достойной кандидатурой на трон, поэтому Тиберию пришлось совершить немало добрых дел, чтобы никому не пришло в голову лишить его императорского пурпура. По смерти же пасынка, его свирепый нрав уже ничто не сдерживало.
Жена и два старших сына Германика тотчас попали в немилость у злопамятномго Тиберия и были отправлены в ссылку. В изгнании они прожили недолго, Нерона и Друза умертвили голодом, Агриппина же погибла от побоев и унижений. Гай по малолетству избежал этой участи.
В канун совершеннолетия Тиберий призвал его к себе на Капри. Там многочисленные недоброжелатели пытались выманить у юноши признание в недовольстве императором, погубившем его мать, братьев и, как поговаривали, и самого отца. Но Гай, несмотря на молодость, вел себя крайне осторожно, терпеливо сносил все унижения и оскорбления императорской свиты и ни единым словом не выдал своего истинного отношения к Тиберию. На Капри же впервые раскрылась его тяга к жестоким развлечениям. При дворе свирепого Тиберия не прекращались пытки и казни, а юный Гай с удовольствием наблюдал за кровавым действом.
Однако пришло время и Тиберию пожать плоды своих злодейств. За заговором зрел заговор, непременным участником их был Гай Калигула. Это прозвище досталось ему с детства, когда его, еще совсем маленького, отец брал в походы, и он гордо расхаживал среди легионеров в маленьких сапожках, напоминавших армейские калиги. Калигула, то есть «сапожок», называли любившие его солдаты.
Сам он терпеть не мог это прозвище, но оно прочно приклеилось к его имени, вошло в историю и благодаря злодеяниям стало нарицательным. Виновен ли он в умерщвлении Тиберия или нет, доподлинно неизвестно. Сам же Калигула не раз хвалился, что задушил престарелого императора собственными руками. Так он отомстил за гибель своей семьи, а заодно и проторил себе дорогу к власти.
Народ ликовал, встречая нового императора. Еще жива была память о его славном отце, и сын собирал незаслуженные пока еще дивиденды. На первых порах он оправдывал ожидания римлян. В честь отца назвал месяц сентябрь Германиком, помиловал осужденных и сосланных, разрешил свободно править суд, постоянно давал театральные представления, завершил неоконченные Тиберием постройки, жаловал подарки и устраивал раздачи денег.
Он был всенародным любимцем, но на восьмом месяце правления внезапно заболел, а когда выздоровел, стал совершенно другим человеком. Чем болел Калигула, не совсем ясно, по одним данным, энцефалитом, по другим — эпилепсией. Но в любом случае рассудок его помутился, и с этого момента на троне уже восседало чудовище.
Он возомнил себя богом и требовал воздания божеских почестей. Собственному божеству возвел храм, поставил в нем свое изваяние и назначил жрецов для отправления богослужений. К мании величия, как это обычно бывает, прибавилась и мания преследования. Везде ему мерещились заговоры и злой умысел. По подозрению в измене он даже казнил своего брата Тиберия и тестя Силана. Что уж там говорить об остальных, с кем император не был связан родственными узами! Их жизни вообще не имели никакой ценности. Кровь полилась по Риму рекой.
Отцов он заставлял присутствовать на казнях сыновей, а у мужей отбирал понравившихся ему жен. Допросы и пытки велись даже во время пиров, на глазах императора и испуганных гостей. В приступах самолюбования он мечтал, чтобы Рим постигло какое-нибудь крупное бедствие, и это увековечило бы память о его правлении в веках. Но катастроф не было, а имя свое ему все же удалось увековечить благодаря не меньшим жертвам и разрушениям, чем приносят природные катаклизмы.
Калигула, несомненно, был болен. Помрачение сказалось и на его сексуальной жизни. Первой его женой была дочь знатного римлянина, Юния Клавдилла. Прожили они не долго, она умерла при родах. Затем в личной жизни императора наметился полный кавардак. Ливию Орестиллу он отнял у мужа чуть ли не на свадебном пиру.
Лоллию Павлину развел с мужем и после кратковременного брака отпустил, запретив впредь вступать в какие-либо отношения с мужчинами. Дольше всего он прожил с Цезонией. Она была не молода и не особо красива, но ее сластолюбие как нельзя лучше устраивало извращенное воображение императора.
Долгое сожительство увенчалось свадьбой только тогда, когда Цезония родила Калигуле ребенка. Девочку назвали Юлия Дру-зилла. Калигула не чаял в дочери души, она так походила на него самого, с детства проявляла свирепый нрав и в кровь расцарапыт вала глаза игравшим с ней детям.
Со своими сестрами, Агриппиной, Друзиллой и Ливиллой он находился в кровосмесительной связи. По крайней мере, об этом вполне определенно сообщает Светоний в своем жизнеописании цезарей. Особенно он любил среднюю сестру, Друзиллу, которую даже отнял у мужа и держал как законную жену. Когда она умерла, его горю не было предела.
Траур по умершей был столь строг, что любое проявление радости и веселья каралось смертной казнью. Не гнушался он, судя по всему, и гомосексуальными связями. Во всяком случае, коварная Агриппина, мать будущего императора Нерона, пыталась «убрать» Калигулу с помощью его фаворита Лепида.
Этот заговор, как и многие другие, был раскрыт, часть виновников казнили, других отправили в бессрочную ссылку. Однако безумие императора явно прогрессировало, в Риме ни один человек не мог чувствовать себя в безопасности от императорского произвола.
Поэтому вопрос устранения Калигулы был делом времени. На Па-латинских играх трибун преторианской когорты Кассий Херей ударом меча оборвал жизнь безумного императора. Народ встретил его смерть с не меньшим ликованием, чем когда-то восшествие на престол. Калигуле было всего двадцать девять лет, из них правил он только три года. И за столь короткий срок сотворил столько зла, что его имя навсегда стало олицетворением беспощадной и бессмысленной жестокости.
