Мне довелось присутствовать на одном „сеансе", проходившем в ее доме, и я стал свидетелем того, как она попросила одного из своих „пациентов" подать ей его часы (обычно посетители приносят кусочек сахару), чтобы ощупать их. Тот удивился, что ей понадобился такой предмет, а она сказала ему следующее: „Дай мне свои часы, я держу не их, а твой мозг".
... Я оказался в Петриче по чистой случайности. Решил дать себе небольшую передышку и остался там на несколько дней. Мое знакомство с этой 60-летней женщиной из народа, наделенной даром пророчества и недюжинным чувством юмора, стало одним из самых замечательных событий в моей жизни.
В сущности, я вовсе не собирался подвергаться никаким сеансам и не хотел слушать никаких предсказаний. Судя по всему, Ванга ощутила это мое состояние еще в первые часы пребывания в Петриче, потому что впоследствии сказала моему другу, адвокату: „Он приехал не для того, чтобы я ему что-то сказала, но я ему все же сказала". И залилась своим характерным смехом.
Но самая интересная часть этой истории , когда я получил подтверждение в способностях Ванги  к общению с умершими лишь начинается.
Приятель, познакомивший меня с Вангой, был на машине и предложил сестрам после обеда съездить за город. Мы подъехали к селу Самуилово, близ которого сохранились стены крепости царя Самуила — объект археологических исследований и реставрационных работ. В машине я почти все время молчал, обменявшись с приятелем всего парой фраз. Прибыв на место, мы поднялись на крепостной вал и стали осматривать раскопки. Ванга не могла наслаждаться живописной картиной и осталась в машине вместе с сестрой. Они о чем-то разговаривали, а я прогуливался по поляне. Вдруг, когда я был метрах в 7—8 от нее, она стала говорить. Совершенно очевидно ее слова относились именно ко мне. Она ошеломила меня с первой же фразы: „Твой отец Петр — здесь". И я, подобно Гамлету, встал перед духом своего отца. 'Что я мог сказать? Отец умер 15 лет назад. Ванга принялась беседовать с ним, упоминая такие подробности, что я оцепенел. Не помню, что я тогда чувствовал, но по свидетельству очевидцев, я выглядел страшно возбужденным, смертельная бледность покрывала мое лицо. Ванга несколько раз повторила, что мой умерший отец стоит перед ней, хотя я до сих пор не знаю, в какой проекции она его видела: в прошлом, настоящем или будущем; она даже указала в его сторону рукой. Для нее время существовало не в отрывочном виде — прошлое, настоящее, будущее, — а как однородный поток. Во всяком случае, мне так кажется.
Между тем, она мне сказала, что умерший отец говорит о Вербном воскресенье — Цветнице, что я нощу имя, связанное с каким-то цветком, — Цвятко или Здравко. Я подтвердил, что меня зовут Здравко. Затем она сказала, что мой отец говорил по-турецки. Он был адвокатом по профессии, но работал преподавателем политэкономии и гражданского права в турецкой гимназии в Шумене до 9 сентября 1944 года. Потом Ванга принялась говорить о моих дядьях. Назвала двоих. О моем третьем дяде, умершем при трагических обстоятельствах, я сам ей сказал. Ванга заявила, что в основе его убийства лежит предательство. Меня неимоверно удивило и то, что она спросила, кого в нашей семье кличут Матеем. Я ответил, что это имя моего деда. Мне было пять лет, когда его похоронили. С тех пор прошло 40 лет. Откуда она могла знать его имя?
Вернувшись из Петрича в Софию, я, не скрывая своего изумления, рассказал об этом случае друзьям. Они поинтересовались, думал ли я, стоя перед Вангой, о деде. Я ответил, что это исключено, ибо и в Софии я крайне редко упоминаю его имя, так как родственников, помнящих его, почти не осталось. А мои друзья вообще не знают его имени. Ванга же сказала, что дед был человеком хорошим, что полностью соответствует тому, что я знал о нем от родных.