Князь Владимир (2)
Владимир — сын ключницы Ольгиной, Малуши, сын рабы — «робичич». Сын, конечно, законный — понятия восточных славян о браке были прежними, многоженство еще в обычае. Законы о детях, рожденных в браке, и детях внебрачных, «незаконных» — это понятие из будущего, тогда уже недалекого. Различия, постыдные и несправедливые, принесет христианство, христианская мораль. И все же в обществе, где так много определяли права наследования, эта разница уже существовала. Сын Святослава, безусловно, княжич, но вот мать княжича могла быть и другого рода…
Ключник, ключница по тем же феодальным нормам, конечно, должны быть рабами. Кто распоряжается припасами княжьего дома? княжьего двора? княжьей собственностью? Ключник. Так как же он сам может не быть такой же собственностью? «Русская Правда» зафиксирует эту норму: «А се третье холопство, привяжет ключ к себе без ряду». Это холопство — обельное, полное, то есть рабство. Конечно, если «с рядом», с договором, то дело в договоре. «На том же стоит»,- заключает свою статью 110 устав Владимира Всеволодовича, прямого потомка той самой Малуши, которая «привязала ключ» — знак ответственной, но рабьей должности.
Тут много значил Добрыня, родной дядя Владимира, брат Малуши. Мы застаем его при Владимире воспитателем. После гибели Святослава он — ближайший родственник и, по обычаю, стал мальчику «отца в место». Место отца — это и обязанности и права отца. По тем, весьма патриархальным, временам — немалые. И здесь Добрыня стал выдвигаться при киевском дворе. Судя по дальнейшей его деятельности при Владимире, он и за море едет, и в Новгороде идолов ставит, и свергает этих идолов. Многие очень ответственные поручения княжьи выполняет Добрыня, человек и талантливый, и расторопный, и обходительный.
Это он, «славный Добрынюшка Никитич», вошел в цикл киевских былин богатырем и добрым молодцем, щедрым и тароватым. Он и гусляр-сказитель, и богатырь, свой и в пирах и в былинных (тоже исторических) богатырских заставах князя Владимира. Летопись отмечает: «Бе Добрыня храбр и наряден муж». В одном из походов в поиске новых данников он показал Владимиру на пленных: «Посмотри, князь, они все в сапогах. Эти нам дани не дадут. Пойдем поищем себе лапотников…» Наблюдение острое, и Владимир согласился.
Впервые мы встречаем Добрыню на страницах летописи, когда Святослав распределяет княжения. Это он посоветовал новгородцам: «Просите Владимира». Почему новгородцы согласились? Чем обошел их Добрыня? Думали, что «робичич» будет покладистее, чем «прямые» князья, терпимее к их торговым и боярским вольностям. Хорошо, что Владимир еще мальчик, новгородцы и потом любили, чтобы князь подрастал у них, вживался в землю. Добрыня и вовсе казался человеком подходящим: из простых, не богат, двора своего нет. Словом, рассчитали, решились и пошли к Святославу: «Дай нам Владимира». Тот был краток: «Вот он вам».
Владимир княжит в Новгороде, ладит с боярством и купцами быстро растущего и богатеющего города, приносит кровавые жертвы на Перыни, жжет вокруг фигуры резного идола костры священного и всеочищающего огня.
И тут потянулась цепочка как бы случайностей. Пал в засаде на порогах Святослав — случайность. Олег встретил Люта на охоте в своем лесу и убил его — случайность. Сам погиб во рву — случайность. И поднялись, двинулись, нарастая, какие-то глубинные силы: поскакали гонцы в Новгород, изготовились к бою дружины, воины оглаживают коней, пробуют крепость подпруг, вьючат походное снаряжение. Стража зорче смотрит с городских башен вдаль. Пока еще все смутно, все неясно.
Но, полно, действительно ли игра случая приведет в Киев Владимира? А если бы Свенельдич, когда погнался за ним по лесным полянам Олег, остановил коня и коротким ударом меча сразил Олега? Да, мозаика фактов, случаев, частных деталей могла быть иной. Но угроза варяжского засилья в Киеве при Ярополке вполне реальна, и, так или иначе, столкновение с варягами было неминуемым.
