Княгиня Ольга (окончание)
Относительно личного крещения княгини Ольги и части ее свиты в Царьграде мнения исследователей расходятся. Важный аргумент в пользу того, что Ольга была крещена до поездки: византийские хроники и сам Константин не преминули бы отметить факт крещения в Царьграде, в описании же приемов императором в Магнавре, а затем прощального приема императрицей в зале Юстиниана нигде не говорится о крещении «архонтисы русов». Такие факты, важнейшие в политике империи и деятельности ее церкви, византийцы отмечали непременно. В те же годы в Царь-граде крещены, например, два венгерских князя, и это византийцы фиксируют протокольно. Совершенно невероятно, чтобы крещение Ольги сочли не заслуживающим упоминания.
Может быть, только дар Ольги — большое золотое блюдо, в отделке — «камень драгий» и жемчуг, блюдо, которое Ольга пожертвовала в святую Софию и которое показывали в Царьграде еще в начале XII века,- мог бы считаться крестильным вкладом княгини. Так его рассматривает и Русская православная церковь. Традиция давняя, но столь же вероятно, что блюдо — свидетельство принятого обмена подарками. Ольге тоже были вручены «многочисленные дары — золото и серебро, и паволоки, и сосуды различные». К тому же ничто не мешало Ольге сделать вклад в храм в том случае, если бы она была крещена на Руси.
Остается деталь, которая требует объяснения. При крещении Ольга получила имя Елены. Это частность, но частность важнейшая. В крестильном имени пытались предугадать, точнее, мистически ознаменовать судьбу, связывая имя с тем «соименным» святым, по которому оно дано, и с теми, кто это имя достойно — опять же с христианской точки зрения — носил. Еленой звали мать Константина Великого. Это она, христианка при сыне-язычнике (а Константин принял крещение едва ли не на смертном одре), отправилась в Палестину, чудесно обрела там величайшую христианскую святыню — крест, на котором распяли Христа. Та, «древняя Елена», много радела об укреплении христианства в Римской империи.
Вот на такую роль матери-христианки при сыне-язычнике, который под ее влиянием примет истинную веру, и «предназначает» Ольгу-Елену ее новое имя. Догадка не рушится, если Ольга крещена в Киеве перед отъездом. И если переговоры княгини о браке сына — поиски ею династической невестки в семействе императора — оказались (пока!) тщетными, то Летописец превращает их в галантную историю в духе средневековых романов.
Домогательства Ольги превращаются в домогательства Константина и выглядят даже несколько комично: «И увидел царь, что она очень красива лицом и разумна (какая, однако, перекличка с Никоновской летописью, с рассказом об Ольге-перевозчице.- Г. П.), и сказал ей: «Достойна ты царствовать с нами в столице нашей». Она же, уразумев смысл этого обращения, ответила цесарю: «Я язычница, если хочешь крестить меня, то крести меня сам — иначе не крещусь». И крестили ее царь с патриархом». После этого Константин с завидной прямотой говорит Ольге, точнее, уже Елене: «Хочу взять тебя в жены себе». Вот тут и последовал хитроумный ответ княгини, после чего императору осталось только признать: «Переклюкала мя еси…» (то есть перехитрила).
Константин уже давно был женат, и императрица Елена — еще одна знаменательная соименность для династических устремлений Ольги — торжественно принимала русское посольство во дворце. Игривая беседа с Константином — обозначение Летописцем действительно имевших место переговоров матримониального характера, но о браке Святослава. Они были неудачны, и летопись превращает их в неудачное сватовство Константина. Сохраняются оба существенных момента переговоров: сватовство и отказ. Реалии же, как мы видим, преобразованы в насмешку над цесарем благоприятным для чести княгини образом.
Отношения не с империей, а с Константином были испорчены. Император рассчитывал свою политику, полагая, что византийское влияние сможет быть распространено без учета интересов Киева. Это было ошибкой византийской дипломатии, не оценившей роста силы и влияния Руси; впрочем, это обычная ошибка прегордой Византии, всегда низко оценивавшей «варваров».
Империи уже вскоре потребовалась помощь, и Константин отправил послов в Киев. Ответ Ольги показывал, насколько она раздражена недавними переговорами и проволочками в приеме посольства. Ольга пообещала прислать войско, «если ты так же постоишь у меня в Почайне, как я в Суду…» Почайна — приток Днепра, где была торговая пристань Киева. Ольга хорошо помнила, как ее корабли стояли в константинопольской бухте.
Дипломатического разрыва не было. Торговля шла прежним порядком, а когда воцарившийся Роман II тоже просит военной помощи, Ольга в 961 году посылает киевскую рать в помощь империи, обороняющейся то от арабов, то от набегов норманнов, то от сильнейшего болгарского войска.
О крещении Руси речь пока не идет. «Похвала Ольге», помещенная Летописцем в год ее смерти (969 г.) как бы предваряет грядущие события. Ольга сравнивается с луною в ночи, с зарею перед светом, с денницей перед солнцем. Солнцем Летописец назовет Владимира. Пока же он исподволь готовит читателя к своему главному сюжету — крещению Руси.
